- Как случилось, что вы увлеклись театром?
- В 1987 г. в городе Чебоксары, скинув валенки в зале, я поднялся на сцену мим-театра "Дождь", и с тех пор свет прожекторов и таинство портала рождают во мне пиитический трепет. Удивительная свобода и наслаждение театральным действом приносили такие сильные эмоции, что я отказался от мысли стать архитектором, бросил медицинское училище и серьезно начал изучать мастерство актера. По мере сил и таланта играл разные роли, но в основном удавались комедийные, с острой характерностью. В какой-то момент стал замечать, что, играя на сцене, начал анализировать свою игру со стороны. Отсюда и началась моя дорога в режиссуру.

Многолетняя работа в пантомиме развила во мне образное мышление, внимание к пластическому мизансценированию…Помню, вручая мне диплом режиссера, профессор Голубовский сказал: "Вы один из немногих моих учеников, которые так цельно, в образах и пластике, видят спектакль и так серьезно занимаются мизансценой тела". Только потом я соединил занятия пантомимой, биомеханикой, упражнениями Михаила Чехова в единый стиль, индивидуальный почерк. Обожаю свою профессию за возможность создавать мир, отличный от того, в котором мы едим, спим и умираем.
- Что для вас важнее всего в театральной режиссуре?
- Мизансцена - это язык режиссера. Небрежное отношение к мизансценированию я не понимаю. К сожалению, не очень многие сейчас владеют этим искусством. Чистота структуры спектакля для меня очень важна. Ничего примерного в спектакле не должно быть.
- Театр "Колесо" долгое время жил без главного режиссера и худрука. Что изменится с появлением этих должностей?
- В любом театре должен быть человек, который знает, "куда плывет корабль", намечает фарватер, собирает команду, готовит этих людей, распределяет обязанности. Творчество - это ведь тоже река со своими подводными камнями и водоворотами. В тех театрах, где нет ни главного режиссера, ни художественного руководителя, все происходит довольно хаотично. Даже если театру кто-то помогает деньгами. У актеров должен быть какой-то поводырь - так уж заведено.
- Одновременно с вами трудовой договор подписан с московским режиссером Михаилом Чумаченко - он принят на должность художественного руководителя.
- Мы сразу же нашли с ним общий язык. Это человек, который знает, чего хочет. У нас взгляды на театр совпадают. Мы сошлись на том, что у каждого из актеров театра должна быть возможность проявить себя - независимо от того, это человек со званием или молодой актер. Уже обговорили с Михаилом Чумаченко список приглашенных режиссеров, список пьес, которые мы будем брать для постановки. Запланировали спектакли на пять лет вперед. В театре нет ничего лучшего, чем стабильность.

- Круг режиссеров, с которыми театр работал в последние годы, останется прежним или это будет другой круг режиссеров?
- Я думаю, будет другой круг. Театру нужна энергия молодых. А приглашать есть кого. Сейчас, скажем, есть талантливые молодые режиссеры - ученики Римаса Туминаса и Юрия Погребничко. Кто-то из них мог бы приехать сюда. Это не значат, что не будут приглашаться опытные режиссеры. Я знаю хороших постановщиков из разных городов страны. Буду приглашать тех, в которых я уверен на сто процентов. При этом я могу быть не согласен с их творческой концепцией. Мой принцип при работе с приглашенными режиссерами и актерами такой: главное - чтобы это было профессионально и интересно. "Нравится - не нравится" - такой подход не для меня.
- Тольяттинские режиссеры могли бы войти в ваш список?
- Я просто не знаю, кого из них можно было бы назвать.
- Есть театры, где спектакли ставит только художественный лидер.
- Авторский театр - это правильный путь. Актеры привыкают к одному режиссеру, знают, на каком языке с ним разговаривать. А любой человек со стороны может разбить эту атмосферу взаимопонимания. Но для создания такого театра нужно быть просвещенным монархом, как говорил Товстоногов. Я себя таким не считаю.
Вообще, если бы у меня было много денег, я бы стал театральным продюсером. А сам ставил бы спектакли только для души, чтобы не забыть профессию. Мне нравится, когда спектакли поражают меня, когда я не понимаю, какими средствами создано это чудо. Когда я вижу, что сам не смог бы так поставить. Я бы приглашал этих постановщиков, а то, что в афише при этом не значилось бы мое имя как главного режиссера - для меня это неважно. В этом отношении я не тщеславен.
- Где для вас критерий, чтобы понять - спектакль удался или не удался?
- Мне кажется, хорош тот спектакль, который рождает ассоциации и образы. Когда это не просто задушевные разговоры людей на хорошо освещенной сцене под хорошую музыку. И второе. Я не очень понимаю спектакли, которые не вызывают у меня эмоционального шока. Спектакль может быть веселым, грустным, спорным, но он ни в коем случае не должен оставлять меня равнодушным. Если спектакль не рождает в зрителях потрясение, я не понимаю, зачем тогда открывается театральный занавес и актеры выходят на сцену.
- Какой будет судьба тех спектаклей в "Колесе", которые были поставлены иногородними режиссерами? Ведь спектакли надо "держать", чтобы они не развалились. Но не у всех режиссеров есть возможность постоянно приезжать в Тольятти.
- Да, такая проблема есть. Даже если я бы захотел, очень трудно отслеживать судьбы спектаклей других режиссеров - ты ведь не знаешь до конца их концепцию. Хотя отслеживать все равно надо, чтобы спектакли не развалились. Но особенностью театра "Колесо" является то, что здесь профессиональный уровень актеров достаточно высок и со временем спектакли не становятся хуже. Это удивительно. В других городах, где я работал, такого не было. Может быть, это "дроздовская" закваска. Свои же постановки я всегда отслеживаю. Даже стараюсь смотреть спектакли, которые поставил в других городах. Недавно, например, приехал из Сызрани - смотрел, в каком состоянии мой спектакль "Касатка", сделал кое-какие замечания. Эта постановка мне очень дорога.
- Репертуар в "Колесе" будет меняться в ближайшее время?
- Есть спектакли, от которых будем отказываться, которые уже ушли, оторвались от нашего времени. Не потому что актеры стали хуже играть. Просто время изменилось. Восстанавливать их, пытаться сделать современными нет никакого смысла. У режиссера Гончарова была замечательная фраза: "Театр, который не идет в ногу со временем, превращается в музей". В этом смысле Дроздов был гениальным человеком - он чувствовал время, чувствовал, что нужно публике. Он умел удивлять. И интерес к его спектаклям был постоянно. Это не значит, конечно, что надо прогибаться под зрителя, чтобы ему было весело. Или тащить на сцену все, что происходит на улице.
- Что можете сказать по поводу публики в "Колесе"?
- Сложилось впечатление, что случайных зрителей нет. В общем, публика одна и та же. Зрители бывают своеобразные. Иногда они реагируют на такие вещи, которые не были запланированы. Мне кажется, круг публики в театре надо расширять. Не думаю, что человек, который простоял у вазовского конвейера восемь часов, сейчас пойдет в наш театр. Но мы должны создать спектакль, рассчитанный и на таких зрителей. И такая идея есть. В будущем хотим поставить спектакль, связанный с жизнью АвтоВАЗа.